Золотым тисненым шрифтом на всех томах указан год – 1982. Как и всё остальное в доме Гектора Спаркса, это старый хлам. Всего лишь музей былой славы его отца; несомненно, у настоящего юриста были бы более новые издания по судебному и уголовному праву. Но не у Гектора. Неудивительно, что ему понадобилась моя помощь с Ви.

Я представить не могу, какие извращенные вещи здесь творились, если они породили монстра, которого мы заперли в его собственном подземелье, или женщину, которая помогала ему. Служила ему. Селеста. Миссис Полл. Я не знаю по-настоящему, кто она такая и почему участвовала в этом. Я даже представить не могу, каким образом она к этому пришла, что с ней стало.

Потому что она – та, кем меня всегда считала Миранда Тайдуэлл: добровольная и полноправная соучастница в преступлениях мужчины против женщин.

И это делает ее очень, очень опасной.

Едва я отворяю дверь кабинета, как слышу шаги миссис Полл. Резкий, негромкий перестук пяток по твердому деревянному полу. Все аккуратно, чисто, прибрано, идеально. И все это внешнее совершенство – всего лишь маска, прикрывающая гниль.

Я выскальзываю из кабинета в коридор. Не помню, скрипит ли здесь пол. Мне нужно это вспомнить, но внезапно все воспоминания становятся расплывчатыми. Я держу пистолет в руке, опущенной вдоль бока. Но понимаю, что это не волшебный щит, что, если миссис Полл выступит из-за угла с дробовиком в руках, это еще вопрос, у кого окажется лучше реакция. И если даже у меня – перед смертью она может уничтожить меня случайным, судорожным нажатием на спуск.

Пол не скрипит. Он не издает ни звука, когда я осторожно продвигаюсь вперед. Проверяю салон. Он пуст. На лестнице, ведущей на второй этаж, тоже никого.

Шаги миссис Полл доносятся из другого крыла дома. И только я стою между моими детьми и этой женщиной и тем мужчиной в подземной камере. Если я проиграю, их не станет. Коннор… Этот человек убьет моего сына, просто потому, что не найдет, как его использовать. Но мою дочь он убьет совершенно другим способом. Опустошит и разрушит ее изнутри, придаст ей форму, которая кажется ему наиболее притягательной. Она будет жить и умрет там, под землей. И Ви, которая сейчас тоже под моей защитой, – такая хрупкая и уязвимая… И две испуганные молодые женщины, которых мы только что освободили.

Я не могу проиграть. Не могу…

Миссис Полл тихонько напевает себе под нос, когда я проскальзываю через столовую, где за столом может усесться дюжина человек. Полированное дерево сверкает, фарфор в сервантах без единого пятнышка, кругом идеальный порядок. В центре стола стоит ваза с живыми цветами, которые выглядят так, словно сегодня утром были срезаны в саду, и густой аромат гардении наполняет воздух, щекоча мое обоняние. Мягкий ковер заглушает шаги.

Она в кухне. Мне это не нравится. Кухня – смертоносное место, полное оружия. На плите наверняка кипит какая-нибудь кастрюля, которую она может опрокинуть на меня. Подставка с ножами тоже дает широкий выбор действий. Тупые объекты, наподобие тяжелых сковородок, висят на стойке, которая возвышается над разделочным столиком.

В помещении пахнет свеженарезанным чесноком и запеченным мясом. Тот же запах, что и прежде, но более сильный.

Миссис Полл стоит спиной ко мне. Она словно сошла с картинки, изображающей идеальную домработницу пятидесятых голов двадцатого века – вплоть до тщательно уложенных волос, нитки мерцающего жемчуга на шее и аккуратного банта, которым завязан сзади ее фартук.

Я проскальзываю в кухню.

Пол скрипит.

Она замирает. Я не вижу ее рук. Зато вижу дробовик, стоящий в углу в десяти футах от нее. Я целюсь из пистолета ей в спину.

– Всё кончено, – говорю. – Женщины на свободе.

– Где мой брат? – спрашивает миссис Полл.

«Ее брат». Конечно. Я гадаю, была ли она когда-нибудь по-настоящему замужем, а если и была, то как долго ее муж прожил после свадьбы.

– Вы не обязаны быть такой, – говорю я ей. – Я изменилась. Вы можете измениться. Что бы с вами ни случилось, вы можете измениться.

– Вы понятия не имеете, что случилось со мной. – Селеста расправляет плечи, и я представляю, как она гордо вздергивает подбородок. Поворачивается – достаточно медленно, чтобы я не выстрелила в нее. Ее правая рука поднята вверх, и она поворачивается в эту сторону.

Нож она бросает левой. Я стреляю, но одновременно пытаюсь уклониться. Селеста действует так быстро и умело, словно много раз отрабатывала этот бросок. Он не продиктован паникой, он безукоризненно точен, и она корректирует его в соответствии с моим движением.

Нож прорезает кожу в верхней части моей правой руки; я чувствую, как он ударяется о кость и застревает. В первое мгновение ощущаю лишь соударение, а не боль, но и этим она ухитряется лишить меня возможности стрелять. Я все равно пытаюсь – и промахиваюсь; мою руку прошивает мучительная судорога от отдачи, пальцы сводит.

Я роняю пистолет.

«Дура, дура, дура!»

Не позволяя себе медлить ни мгновения, кидаюсь за дробовиком. Селеста почти так же быстра, как и я, но ее домашние туфли оскальзываются на гладко отполированном полу. Мои – нет. Я инстинктивно хватаю оружие правой рукой, и боль пульсирует в моих пальцах холодом и жаром попеременно. Дробовик с тяжелым стуком падает на пол – на этот раз у меня свело всю кисть.

Миссис Полл хватается за него. Я бросаюсь вперед, прижимаю ружье к полу и увлекаю ее следом, в то время как ее туфли продолжают скользить по полу. Она падает на четвереньки и испускает леденящий душу визг – словно банши [17], вылезшая из гробницы, – а потом кидается на меня, скрючив пальцы с острыми ногтями.

Я бью ее в лицо левой рукой. Она отшатывается назад, я пинком отправляю дробовик прочь и прыгаю на нее. Селеста жилистая и сильная, но у меня лучше развиты мышцы. Я наношу еще два удара, прежде чем она сбрасывает меня, перекатывается и поднимается на ноги.

Я ожидаю, что она метнется за дробовиком, но вместо этого Селеста бежит к двери, через которую я вошла, и хватает мой упавший пистолет. Она не останавливается, чтобы выстрелить в меня, а продолжает бежать дальше. Я поднимаю дробовик и проверяю его. Два ствола, оба заряжены. Вопрос в том, как я собираюсь стрелять из него, но это уже другое дело. Я знаю, что нельзя вынимать нож из руки – вдруг тот рассек какой-нибудь крупный кровеносный сосуд. Сейчас лезвие перекрывает разрез, не допуская кровотечения. Но я ни за что не смогу держать дробовик одной рукой и прицельно стрелять, когда у меня над правым локтем торчит нож.

Кладу дробовик на разделочный стол. Хватаю нож за рукоять, делаю вдох и резко дергаю. Я чувствую, как лезвие с резким щелчком выходит из кости, и у меня едва не подламываются колени. Но я ухитряюсь устоять на ногах и бросаю нож в раковину. Кровь теплыми толчками растекается по моей руке. «Твою мать!» Если не перетяну руку, я покойница. Но я должна поймать миссис Полл. Если она спустится в подвал…